
Цифровизация меняет не только экономику, социальные отношения, но, возможно, и основы государственного устройства
Игорь Клоков, «Дело»
Тема цифрового суверенитета появилась в русскоязычном пространстве 3–4 года назад как органичное продолжение тематики цифровой трансформации, но до широкого обсуждения дело так и не дошло. Между тем, каждый день растет понимание того, что цифровой суверенитет включает экономические аспекты. А экономика?— базис суверенитета реального.
Россия держит удар
Рупором цифрового суверенитета в союзной нам державе выступает Игорь Ашманов, который сам себя называет «просто айтишником». Хотя, конечно, «простым» его никак не назовешь?— кандидат технических наук, успешный IТ-бизнесмен с начала 90-х (входит в TOP-50 мультимиллионеров России), муж Натальи Касперской (группа компаний InfoWatch). Именно И. Ашманов взял на себя труд сформулировать концепцию цифрового суверенитета, используя присущий «айтишникам» системный подход. Хоть и не удержался при этом от алармистского* заявления: «Россия вынуждена бороться за цифровой суверенитет, чтобы выжить». Само определение цифрового суверенитета И. Ашманов неоднократно формулировал в своих публичных выступлениях:
«Суверенитет состоит из многих компонентов. У государства должен быть политический, экономический, географический (границы — прим. авт.), военный и идеологический суверенитет. А теперь возникла такая штука?— цифровой суверенитет. Это явление стало настолько значимым, что сейчас, если у тебя цифрового суверенитета нет, то ты и обычный очень быстро потеряешь. Цифровой суверенитет?— это право государства самостоятельно определять, что происходит в его цифровой сфере, и самому принимать решения».
Цифровой суверенитет имеет два аспекта: электронный и информационный. Первый относится к защищенности, работоспособности и управляемости цифровой инфраструктуры, защиты от кибер-угроз— вирусов, троянов, всякого рода закладок, атак. Второй аспект?— защищенность от информационных атак и контроль над собственным информационным пространством. А также защита «самой критической инфраструктуры»?— умов. При этом речь не только и не столько об идеологической основе существования государства. Сегодня информация, контент становятся товаром, влияющим на экономику в целом. Информация может даже «взорвать» отдельные рынки. За примерами далеко ходить не надо. В декабре 2014 г. была предпринята информационная атака на крупнейший банк России?— Сбербанк. С помощью нескольких сот аккаунтов в социальных сетях и массированной SMS-рассылки была распространена информация о том, что у банка проблемы. Якобы Visa отказалась делать процессинг по счетам Сбербанка. Вкладчики поторопились забрать наличность. В отделения банка выстраивались очереди, куда наличность завозили «фурами и самолетами». За 2 дня паники, по словам главы Сбера Г. Грефа, вкладчики сняли около 300 млрд. росс. руб. Именно после этого случая в Сбербанке семимильными шагами пошла цифровизация, а руководство банка совершило насыщенную встречами поездку в американскую Кремниевую долину.
Не менее опасно и прямое выключение цифровых сервисов. Тогда же, в 2014 г, в рамках антироссийских санкций платежные системы Visa и MasterCard отказали в обслуживании семи российским банкам. А со стороны ЕС была предпринята попытка отключить российские банки от международной системы совершения платежей SWIFT. Потери оказались очень ощутимыми даже для такой крупной экономики.
По мнению Т. Ашманова, сегодня реальный цифровой суверенитет есть только у США. Здесь разрабатывается большинство процессоров и микросхем, сетевое оборудование. Создается системное программное обеспечение (ПО) (операционные системы как для компьютеров, так и для мобильных устройств). Создаются прикладные программы для офисной деятельности и для производства. США владеют GPS и контролируют соцсети. Цифрового суверенитета нет больше ни у одной из стран западного мира. Нет и у других. Хотя, например, Китай раньше других озаботился его созданием и уже многого достиг. Здесь созданы свои процессоры, операционные системы (ОС), почта, поисковики, свои соцсети и мессенджеры. Не говоря уже о мобильниках с собственными ОС и сетевом оборудовании. Есть также система фильтрации содержимого Интернета?— «Золотой щит», введенный в действие еще в 2003 г. Это один из 12-ти проектов электронного правительства в КНР. Созданы и другие платформы, также с определением «золотые»?— для экономической, таможенной, налоговой, сельскохозяйственной и другой информации.
Что касается России, то она, по мнению И. Ашманова, пока лишь выбирается из статуса «цифровой колонии». И это при том, что в соседней державе уже есть собственная ОС и не одна. А в реестре российского ПО?— более двух тысяч программ. Есть аналоги практически для всего импортного ПО. А «Лаборатория Касперского»?— игрок № 4 в мире. В российском госуправлении тематика цифрового суверенитета также получила понимание. С резонансными заявлениями выступили руководители профильного министерства — Минкомсвязи России. Замминистр Сергей Калугин отметил, что «России при развитии цифровой экономики важно соблюдать цифровой суверенитет, то есть не переборщить с иностранным участием». Министр Николай Никифоров подчеркнул, что «цифра» меняет экономику, в т.ч. промышленное производство: «Была волна бытового Интернета?— Google, Яндекс, Netflix. Сейчас эти истории идут в промышленность, она очень сильно меняется. Изделия проектируются, производятся и обслуживаются в «цифре». Закономерным стало появление в России программы «Цифровая экономика», рассчитанной на период до 2024 г. По сообщению РИА «Новости», премьер Д. Медведев, утвердивший Программу в июле 2017 г., отметил: «Перевод экономики в «цифру»?— вопрос глобальной конкурентоспособности и национальной безопасности России». Российские законодатели тоже не остались в стороне. За последние 3-4 года принято несколько законов об информационной безопасности, в т.ч. закон о хранении персональных данных на территории России. Самый скандальный — «закон Яровой», обязывающий провайдеров хранить звонки и сообщения по первоначальному предложению?— 6 месяцев. Сейчас этот срок пересматривается, поскольку закон в первоначальном виде слишком негативно сказался бы на бизнесе провайдеров.
Потенциал для роста
Беларусь обоснованно и твердо сделала ставку на создание экономики знаний. Государство последовательно развивает IТ-индустрию, причем это развитие изначально шло в русле реального государственно-частного партнерства. В 2001 г. создана ассоциация IТ-компаний «Инфопарк». С учетом этого опыта, в 2005 г. образован распределенный (не локализованный только в пределах ограниченной территории) Парк высоких технологий (ПВТ). Следующий шаг?— инициатива создания IT-страны, выдвинутая в 2007 г. руководителем одного из крупнейших IТ-холдингов «БелХард Групп» Игорем Мамоненко. Главный смысл этого начинания — увеличение основного ресурса IТ-отрасли — программистов?— с 20–30 тыс. человек в 2007 г. до 200–300 тыс. за 10 лет. К сожалению, по словам самого И. Мамоненко, эта инициатива погрязла в согласованиях, но в итоге была поддержана руководством страны. В конце июня на IV Форуме регионов Беларуси и России Президент заявил: «Беларусь необходимо превратить в IT-страну, соответствующая задача уже поставлена. В ближайшее время мы примем правовые основы для подобного развития ситуации в Беларуси». Причем у нас уже действует Госпрограмма развития цифровой экономики и информационного общества на 2016—2020 гг., которая принята Совмином в марте 2016 г. А динамика развития IТ-отрасли действительно впечатляет. По данным компании EY, экспорт компьютерных услуг из Беларуси в 2016 г. составил $956,8 млн, увеличившись в 30 раз за 11 лет. В IТ-секторе занято 85 тыс. человек, или 2,2% от общего числа занятых. Вклад отрасли в ВВП — 5,1%. Резонансными стали приобретения белорусских стартапов ведущими мировыми IТ-гигантами: в 2014 г. Mail.ru купил Maps.me, в 2016 г. Facebook?— MSQRD и, наконец, в августе 2017 г. Google приобрел AIMatter. Налицо серьезное отношение в стране к IТ-сфере и напрямую с ней связанной цифровой трансформации. Белорусские IТ-эксперты, из тех, кто готов «вкладываться» в развитие индустрии, экономики и страны в целом, к настоящему моменту озвучили две концепции вхождения страны в цифровую эру. Одна?— условно романтичная, другая?— прагматичная. И обе скорее не конфронтационные, а взаимно-дополняющие друг друга.
Виктор Прокопеня, один из самых известных белорусских IТ-бизнесменов?— сторонник «бесшовного» вхождения белорусского IТ-бизнеса в мировую экономику: «Мир глобален, государственные границы и другие ограничения?— это парадигмы прошлого. В Беларуси свободный Интернет, современные стандарты связи, либеральное законодательство в отношении IТ-компаний, открыты границы».
В октябре на Третьей международной конференции «Новая реальность: вызовы для Беларуси 2017» В. Прокопеня подчеркнул:
«Хорошо, что к нам приходят с инвестициями, присматриваются к нашим стартапам. Ведь не факт, что эти молодые бизнесы были бы востребованы внутри страны. Очень много проектов имеют инфраструктурное значение, когда отдельный бизнес может не работать, а как часть корпорации?— востребован. Кстати, такого не происходит в России, хоть эта страна гораздо больше нашей. Это сигнал остальным, что с компаниями из нашей страны можно иметь дело. И главное, что это заслуженно. Ведь белорусские бизнесмены и вообще люди?— очень добропорядочные. Недоплата налогов в Беларуси меньше 1%, невозврат кредитов физическими лицами?— меньше 1%».
Шире смотрит на ситуацию Александр Курбацкий, доктор технических наук, профессор, председатель экспертного совета ПВТ, председатель Государственного экспертного совета по информатике, информатизации и космическим технологиям, много сил приложивший к становлению белорусской IТ-индустрии и к определению ее роли в экономике и государственном устройстве. Эксперт предостерегает:
«Есть определенная эйфория от того, что в Беларуси готовы открывать образовательные центры престижные зарубежные структуры, университеты, центры по подготовке IТ-специалистов. Я бы относился к этому с осторожностью. Одно дело, если центры, которые открываются здесь, мы сумеем внести в наши контуры управления. Хуже, когда нас включают в чужие контуры управления. И тогда эти центры превратятся в своего рода структуры по «выкачиванию» мозгов из Беларуси. Не проблема, при определенных усилиях мы договоримся, что и Массачусетс** и Гарвард*** откроют у нас филиалы. Но если по их схеме, то наши ребята пройдут обучение и уедут из страны».
А. Курбацкий призывает также серьезнее оценивать деятельность бизнес-инкубаторов и судьбу стратапов:
«Я достаточно осторожно и к стартапам отношусь. Если появляется удачный стартап и его покупает западная компания?— чаще всего вся команда снимается и уезжает. И что мы с этого имеем?».
Однако В. Прокопеня отмечает также важный аспект глобализации и глобальной конкуренции:
«Сегодняшний мир?— это не конкуренция продуктов и услуг, а конкуренция разных моделей и стилей управления. IТ-компании побеждают других не только потому, что технологически сильнее, но и потому, что у них другая культура?— более свободная, более открытая к творчеству. В мире вскоре не будет места однообразно повторяющимся вещам. Нам нужно думать, как создавать новые интересные креативные бизнес-модели. Не продукты и технологии меняют мир, мир меняют креативные бизнес-модели».
При этом В. Прокопеня ссылается также и на мнение Г. Грефа, главы Сбербанка России, с внушительным опытом госуправления. После визита в Кремниевую долину Г. Греф выступил с резонансным заявлением:
«На самом деле, нет никакой конкуренции товаров, продуктов или услуг. Есть конкуренция моделей управления. Компании уже не конкурируют за продукт. Продукт так быстро меняется и совершенствуется, что бессмысленно пытаться что-то воспроизводить. И в общем, конкуренты научились копировать продукты и услуги очень быстро. В Uber нам сказали: «Конкуренция со стороны китайцев дошла до такой степени, что если мы утром проснулись с очень интересной новой идеей по поводу новых продуктов, то в обед китайцы ее уже воспроизводят». Это говорит о том, что они не просто научились так делать?— они переняли в том числе и такую управленческую систему, которая позволяет реализовывать все инициативы с новыми скоростями. Воспроизвести можно все, что угодно, и можно выиграть только за счет более эффективной системы управления».
Авторитетный российский топ-менеджер говорил о бизнесе. Но эту мысль в цифровую эпоху оправдано продолжить и на сферу государственного управления.
Резюмируя: маленькая, но гордая IT-страна
Единой методики подсчета «мощности» IТ-индустрии, то есть «мозгов», как таковой нет. Сложность в том, что IТ-специалисты работают не только в разрабатывающих компаниях, но также и в IТ-отделах предприятий. И достаточно легко мигрируют между этими сферами. По данным Ассоциации «Инфопарк», Беларусь с ее двумя процентами IТ-специалистов от общего трудоспособного населения уступает многим европейским странам. Скажем, в Чехии и Финляндии этот показатель доходит до 10%. В Израиле и Швейцарии работают по 120 тыс. программистов, а население каждой из этих стран?— около 8 млн. По методике сервиса Stack Overflow, только разработчиков в соседних с нами странах насчитывается: в Польше?— 259 тыс., в Украине?— 166 тыс. в России?— 335 тыс. Эта оценка практически подтверждается Центром исследований корпоративной мобильности Финансового университета при Правительстве РФ. По данным Центра, в России?— 400 тыс. программистов, а крупнейшими человеческими ресурсами обладают Китай (2 млн), Индия (3 млн) и США (4 млн). Поэтому пока слишком смелым представляется заявление Дениса Алейникова (юридическая фирма «Алейников и партнеры»), прозвучавшее на Белорусском инвестиционном форуме в конце сентября: «Мы хотим быть брендом IT-страна для всего мира». Даже если Беларусь нарастит программистские кадры в несколько раз с нынешних 85 тыс. (по данным портала DEV.BY?— 60 тыс.), существенного влияния на мировой рынок мы не окажем. Но несомненно, что этот потенциал может и должен оказать решающее влияние внутри страны. Ведь по прогнозам компании CISCO, уже к 2020 г. до 70% всех процессов экономики будет зависеть от ПО.
Беларусь?— небольшая, но динамично развивающаяся IT-страна?— все еще в поиске своего места в цифровом мире с его ожесточенной конфронтацией, борьбой за передел сфер влияния с помощью цифровых технологий. Эксперты пока обозначают лишь очевидные вещи: маленькой стране невозможно в одиночку противостоять цифровой колонизации. Удачным решением, возможно, станет привлечение союзников с максимальным соблюдением собственных интересов. Главная сложность в том, чтобы выбрать неконфронтационную модель вхождения страны в цифровой переход. Большие надежды в этой связи возлагаются на новый Декрет о ПВТ, в подготовке которого активное участие принимал бизнес.
*Алармистский — порождающий ложную тревогу.
**Массачусетский технологический университет — одно из самых престижных технических учебных заведений США и мира.
***Гарвардский университет?— один из самых известных университетов США и мира, старейший вуз США.